А еще "Горменгаст" - это тот самый случай, когда, глядя на персонажей, можно немножечко типировать автора. Вот Пик, например, явно сильно симпатизировал интуитам (хотя лично я не выношу того же Титуса с его глубокими размышлениями о всяческих абстрактных категориях), а вот сенсориков как приземленных и практичных не понимал и считал смешными, что наводит на размышления.
Хотя не могу не отметить, что мировосприятие сенсорика он описал лучше, чем кто бы то ни было из известных мне авторов, причем буквально в одном предложении. То есть я понимаю, что и это должно бы звучать комично, но для меня это абсолютная норма жизни. Итак, Ирма, только что встретившая Рощезвона и влюбившаяся в него, сидит у себя в комнате и мечтает:
"Ирма видела великое множество Профессоров, тысячи и тысячи их, все размером с булавку, они стояли на ее кровати плотной и торжественной толпой и кланялись ей, однако при этом Ирма видела и то, что наволочку на подушке давно уже нужно поменять."
Да, я знаю, что это не совпадает с общепринятыми представлениями о романтике и в книгах о таком писать не принято. Но, черт возьми, мы-то живем не в книгах, а в реальном мире, и быт является его неотъемлемой частью - и никуда не исчезнет, какие бы возвышенные вещи не происходили у человека в душе. И да, лично я могу одновременно думать о любви и о грязных наволочках, и мысли о грязных наволочках ощущать любовь мне совершенно не мешают. Или я могу переживать трагедию и одновременно с этим раскладывать вещи по полкам, потому что давно пора было, а сейчас, пока мне плохо, на деятельность, требующую интеллектуальных усилий, меня все равно не хватит, а вот на чисто механический труд - вполне, так лучше я займусь механическим трудом сейчас, чтобы потом не отнимать время у интеллектуальной работы. И при этом я буду продолжать совершенно искренне страдать.
Да, не очень возвышенно, понимаю. Зато очень удобно. Потому что, по сути, это - твердая фоновая уверенность, что жизнь будет продолжаться, что бы ни случилось, хорошее или плохое. И даже если умрет кто-то из близких, мне нельзя будет забиться в уголок и перестать реагировать на окружающую действительность, потому что похороны сами себя не организуют. И если я, предположим, потеряю руки или зрение, я не смогу бесконечно страдать о потерянных возможностях, и мне придется учиться печатать ногами или читать шрифтом Брайля. И если я окажусь в постапокалиптическом мире, мне и там будет хотеться что-то есть. Или наоборот: даже если я по уши влюблена и совершенно счастлива, это не повод забывать о своих интересах, потому что я же могу когда-нибудь разлюбить, или он может разлюбить или умереть, а проблемы останутся.
Я, кстати, не рассказывала, как у меня на втором курсе были проблемы с нервами? Я не знаю, как такое явление называют профессионалы - короче, каждый вечер я вдруг начинала рыдать, без каких-либо видимых причин. Нет, уже в процессе причины находились, конечно - долго ли вспомнить что-нибудь плохое. Но факт остается фактом - несколько недель подряд я каждый вечер, как по расписанию, не меньше часа сидела и плакала. Сидела, плакала, подвывала - и делала уроки. Думала, что жизнь невыносима, я жалкая неудачница и лучше бы мне было вообще не рождаться, и делала уроки. Боялась, что схожу с ума, и делала уроки. Потому что домашних заданий у нас всегда было много, и если не сделать сейчас - не успеешь поспать ночью. А не делать нельзя, потому что учиться надо. И ничего, училась. Слезы только немного мешали смотреть на монитор. Но на качестве работы мое состояние никак не сказывалось, в универе никто даже не заподозрил, что со мной что-то происходит. Под конец, приспособившись, я умудрялась даже рассказ писать в таком состоянии - ну а что, оно, может, надолго, и что ж теперь, отказываться от радостей жизни?
И да, умение оставаться отличницей и писать рассказы, невзирая на расшатанные нервы - это обратная сторона умения замечать грязь на наволочке, невзирая на любовь. И что-то мне не кажется, что это смешно.
Хотя не могу не отметить, что мировосприятие сенсорика он описал лучше, чем кто бы то ни было из известных мне авторов, причем буквально в одном предложении. То есть я понимаю, что и это должно бы звучать комично, но для меня это абсолютная норма жизни. Итак, Ирма, только что встретившая Рощезвона и влюбившаяся в него, сидит у себя в комнате и мечтает:
"Ирма видела великое множество Профессоров, тысячи и тысячи их, все размером с булавку, они стояли на ее кровати плотной и торжественной толпой и кланялись ей, однако при этом Ирма видела и то, что наволочку на подушке давно уже нужно поменять."
Да, я знаю, что это не совпадает с общепринятыми представлениями о романтике и в книгах о таком писать не принято. Но, черт возьми, мы-то живем не в книгах, а в реальном мире, и быт является его неотъемлемой частью - и никуда не исчезнет, какие бы возвышенные вещи не происходили у человека в душе. И да, лично я могу одновременно думать о любви и о грязных наволочках, и мысли о грязных наволочках ощущать любовь мне совершенно не мешают. Или я могу переживать трагедию и одновременно с этим раскладывать вещи по полкам, потому что давно пора было, а сейчас, пока мне плохо, на деятельность, требующую интеллектуальных усилий, меня все равно не хватит, а вот на чисто механический труд - вполне, так лучше я займусь механическим трудом сейчас, чтобы потом не отнимать время у интеллектуальной работы. И при этом я буду продолжать совершенно искренне страдать.
Да, не очень возвышенно, понимаю. Зато очень удобно. Потому что, по сути, это - твердая фоновая уверенность, что жизнь будет продолжаться, что бы ни случилось, хорошее или плохое. И даже если умрет кто-то из близких, мне нельзя будет забиться в уголок и перестать реагировать на окружающую действительность, потому что похороны сами себя не организуют. И если я, предположим, потеряю руки или зрение, я не смогу бесконечно страдать о потерянных возможностях, и мне придется учиться печатать ногами или читать шрифтом Брайля. И если я окажусь в постапокалиптическом мире, мне и там будет хотеться что-то есть. Или наоборот: даже если я по уши влюблена и совершенно счастлива, это не повод забывать о своих интересах, потому что я же могу когда-нибудь разлюбить, или он может разлюбить или умереть, а проблемы останутся.
Я, кстати, не рассказывала, как у меня на втором курсе были проблемы с нервами? Я не знаю, как такое явление называют профессионалы - короче, каждый вечер я вдруг начинала рыдать, без каких-либо видимых причин. Нет, уже в процессе причины находились, конечно - долго ли вспомнить что-нибудь плохое. Но факт остается фактом - несколько недель подряд я каждый вечер, как по расписанию, не меньше часа сидела и плакала. Сидела, плакала, подвывала - и делала уроки. Думала, что жизнь невыносима, я жалкая неудачница и лучше бы мне было вообще не рождаться, и делала уроки. Боялась, что схожу с ума, и делала уроки. Потому что домашних заданий у нас всегда было много, и если не сделать сейчас - не успеешь поспать ночью. А не делать нельзя, потому что учиться надо. И ничего, училась. Слезы только немного мешали смотреть на монитор. Но на качестве работы мое состояние никак не сказывалось, в универе никто даже не заподозрил, что со мной что-то происходит. Под конец, приспособившись, я умудрялась даже рассказ писать в таком состоянии - ну а что, оно, может, надолго, и что ж теперь, отказываться от радостей жизни?
И да, умение оставаться отличницей и писать рассказы, невзирая на расшатанные нервы - это обратная сторона умения замечать грязь на наволочке, невзирая на любовь. И что-то мне не кажется, что это смешно.